Лекция размещена здесь в том виде, в котором была прочитана. Исправленный автором вариант см. в книге: Вяч. Вс. Иванов. Наука о Человеке. Введение в современную антропологию. М.: РГГУ, 2004.

Под антропологией в широком смысле понимается комплекс современных наук о человеке, человеческой культуре и обществе. Все они стремятся по возможности участвовать в решение той задачи, которая вытекает из известных, часто повторяемых, но пока никак не приводимых в действие слов великого французского антрополога Леви-Стросса – он сказал, что XXI век будет веком гуманитарных наук, или его не будет. И это вполне серьезно. Конечно, сразу решить такую гигантскую задачу трудно, но можно обозреть современное состояние разных наук, которые с разных точек зрения пытаются подойти к человеку. В этой области не так много сделано, гораздо меньше, чем в других областях знания, но развитие этих других областей знания подводит и к решению задач, которые касаются человека. И сегодня я постараюсь больше сказать именно об этом, то есть о том, что следует для нас, занимающихся человеком как главным предметом исследования, из сравнительно недавних открытий и гипотез других наук, которые занимались скорее природой, но неожиданно для себя во второй половине XX века, а даже и несколько раньше, подошли к вопросам, которые очень важны и для нас, для тех, кто занимается гуманитарными науками.

Я буду говорить вначале о так называемом антропном принципе, который подробно излагается во многих книгах по физике и космологии, но привлек интерес и более широкой публики – например, Вацлав Гавел, известный писатель, до недавнего времени руководитель Чехии, неоднократно писал, что с его точки зрения антропный принцип – это главное, что должно определять мировоззрение современного человека. Что это такое?

Исследования в этой области были начаты в связи с изучением первых моментов возникновения нашей Вселенной. Я говорю «нашей Вселенной», потому что есть некоторые предположения, хотя они и остаются пока гипотетическими, – конечно, такие вещи экспериментально довольно трудно проверить (хотя, может быть и не безнадежно), – предположения, что существуют и другие Вселенные. Но я сейчас буду говорить о нашей Вселенной. На протяжении минувшего века физики много внимания уделяли вопросу о начале Вселенной – я как-то спросил Андрея Дмитриевича Сахарова, который занимался этим вопросом много лет, в частности и в годы своей ссылки в Горьком, сколько людей одновременно с ним занимается в мире этой проблемой; он сказал, что по примерным оценкам около 10 тысяч физиков были в то время, лет 20 назад, заняты этим. То есть это была одна из главных задач естественных наук второй половины прошлого века.

По ходу решения вопроса о том, как Вселенная возникла, на что она была похожа в первые секунды, минуты своего существования, ну и несколько позже, возникло такое удивительное соображение: оказалось, что с самого начала Вселенная как бы подстраивалась под то, что в ней должен возникнуть человек. Это общее соображение и носит сейчас название антропного принципа. Например, мы можем посмотреть популярную и замечательную книгу Стивена Хокинга, английского физика, «Краткая история времени», «Brief History of Time», или его же новую книгу (первая переведена на русский язык, а эта, кажется, еще нет) «The Universe in a Nutshell», примерно «Вселенная вкратце». Эта книга вышла два года назад. Вот там, и в той, и в другой книге, вы найдете довольно ясное популярное изложение двух вариантов этого принципа.

Их предлагается называть слабым и сильным вариантами. Слабый вариант антропного принципа: когда Вселенная возникает, то, чтобы оказалось возможным в результате ее последующего развития и длительной эволюции не только неорганической, но уже и органической природы, для того чтобы оказалось возможным развитие разумной жизни в той форме, в которой она есть на Земле, то есть для того, чтобы оказалось возможным появление человека, должны выполняться некоторые условия. Я не буду мучить вас деталями, есть книжка тоже замечательного и тоже английского ученого, сэра Мартина Риса, – он имеет высокий титул в Англии, он астроном Ее Величества (при английской королеве существует главный, кто наблюдает за Вселенной; он исполняет эту роль и при этом, кстати, очень интересуется Россией; его жена специалист по этнографии России, так что он обсуждал со мной и совершенно земные вопросы, в которых тоже неплохо разбирается), – вот он в 1999 году издал книжку, которая называется «Just Six Numbers», «Всего шесть чисел».

«Всего шесть чисел» – это шесть параметров, которые сделали возможным появление человека на Земле и которые были выполнены в самые первые моменты существования нашей Вселенной. Если бы эти параметры были немножко отличными, то невозможно было бы развитие жизни в сторону организмов такого типа, как человек. Все эти заключения сделаны по отношению к человеку – позже я скажу о возможности существования разумной жизни в форме, которая отличается от человеческой, – но все эти выводы касаются именно человека. Если бы плотность определенных частей мироздания или температура – к тому времени уже были различия в плотности и в температуре – или же некоторые свойства возникавших тогда элементарных частиц, скажем, электронов, были бы отличными от тех, которые реально имели место, то жизнь в той форме, которую мы знаем, была бы невозможной, и в частности, не было бы возможно появление человека. Таким образом, основные параметры Вселенной сразу после Большого Взрыва, сразу после ее возникновения были устроены так, чтобы было возможным появление человека.

Слабый вариант антропного принципа утверждает, что условия существования разумной жизни выполняются в нашей части Вселенной – другая формулировка более-менее той же идеи заключается в том, что если есть несколько Вселенных – я повторяю, что это возможно, и даже вероятно, – то в одной из них, в той, которую мы наблюдаем, есть условия для разумной жизни. С этим трудно спорить, потому что мы в ней существуем, это та Вселенная, в которой мы есть, а раз мы в ней есть, значит в ней были условия, чтобы мы в ней возникли. Это кажется почти тривиальным. Но нетривиально вот что: это означает, что будущий наблюдатель, будущий разумный наблюдатель Вселенной как бы имелся в виду с самого начала. А иначе это можно сказать так: структурой Вселенной задана возможность того, что ее будущие обитатели и наблюдатели могут задавать вопросы о ее устройстве. Могут ее наблюдать и обдумывать ее устройство. То есть это вариант той идеи, которую любил обсуждать великий физик Нильс Бор – идеи, согласно которой человек отличается от животных не тем, что он разумное существо, а тем, что он в состоянии рассуждать о своей разумности. Но оказывается, что кроме того и Вселенная тоже устроена таким образом, что она включает в себя возможность такого наблюдателя, который может рассуждать о ее устройстве.

Таков слабый вариант антропного принципа. Существует его сильный вариант, который более гипотетичен. С какой-то точки зрения разница между ними для нас не слишком важна, различие существенней для физиков. Сильный вариант гласит, что только в нашей Вселенной или только в части нашей Вселенной выполняются те условия, которые нужны для создания разумной жизни. Имеется в виду, что существует некоторая специализация. Если представить себе некоторые другие Вселенные или некоторые части Вселенной, которые устроены иначе, обладают другими плотностями вещества, другой температурой, другими свойствами элементарных частиц – то там человек появиться не мог бы. То есть Вселенная выглядит в этом случае как некое жилище, специально для нас оборудованное. Человек еще не въехал в квартиру, а квартиру для него долго и тщательно готовят, и через тринадцать с половиной миллиардов лет этот обитатель и наблюдатель въезжает.

Вы скажете, что я занимаюсь пропагандой религии. Но это не совсем так. Я занимаюсь пропагандой некоторых достижений современных естественных наук, которые, на мой взгляд, имеют очень большое значение не только для гуманитарных наук, но и для истории человечества в целом, и, может быть, даже для будущего человечества. Рассуждение может быть примерно таким. Если мы предположим, что действительно Вселенная изначально устроена так, что в ней должен появиться человек, то очень трудно себе представить, что потом история может сложиться таким образом, что из-за появления одного (или нескольких, или многих) безумных или бессмысленных людей вся эта удивительная цепь событий прекратится и человечество будет уничтожено. Я скажу о некоторых мрачных альтернативах, которые все-таки не полностью исключают эту возможность. Но теоретически вроде выводы из этого предположения вроде могут быть оптимистичными.

В какой степени эти предположения ведут к признанию существования творца, который сотворил мир и затем сотворил нас? Я бы сказал так: эти современные научные представления не противоречат такому взгляду. Иначе говоря, избитая, часто повторяемая фраза, что современная наука опровергает религию, с моей точки зрения, абсолютно неверна. Конечно, это круг мыслей совместим с просвещенной формой религии, которая не будет принимать, скажем, библейскую хронологию всерьез. Но вместе с тем нельзя доказать, что это единственное возможное объяснение. Кстати, Хокинг, на которого я ссылался, решительный противник гипотезы религиозного объяснения этих открытий. И Сахаров считал, что принятие Бога не связано реально с этими вопросами, которые он считал достаточно мелкими по сравнению с идеей Бога, которая может быть основана на некоторых более важных, внутренних человеческих принципах, а не на выводах естественных наук. То есть, иначе говоря, ответа на вопрос о том, каково возможное объяснение этих выводов, мы пока не имеем. Мы не знаем, почему Вселенная устроена таким образом: может быть, кто-то действительно попытался ее таким образом сделать и этот кто-то, между прочим, мог быть совсем не Богом, а разумным обитателем другой Вселенной. Иначе говоря, мы можем быть результатом некого научного эксперимента. Это абсолютно не исключается. Но все это лежит в области вне-научной; я просто об этом упоминаю, чтобы было понятно, что пока что мы знаем только эти выводы и не знаем, как их объяснить.

Прежде чем перейти к некоторым другим проблемам, которые с этим связаны, я приведу еще несколько соображений физиков, в частности, того же Хокинга, которые касаются не столько первичных условий возникновения Вселенной и человека, сколько позднейшего развития Вселенной, которое тоже оказывается связано с возможностью того существования нас, которое для нас привычно и обычно.

Один из таких серьезных вопросов, касающийся последующего развития, имеет отношение именно к проблеме времени. Во Вселенной, как мы ее наблюдаем, существуют «стрелки времени», несколько «стрелок времени», которые направлены для сегодняшнего человечества, для людей, которые сейчас живут на Земле, в одну сторону. Можно говорить, во всяком случае, о трех видах направления времени, которое совпадают в том, что время направлено от настоящего к будущему и от прошлого к настоящему. В этом смысле все три стрелки времени совпадают.

Первое, то, которое должно быть всем известно из средней школы, это то направление времени, которое связано со вторым законом термодинамики, а именно возрастание энтропии, то есть, очень грубо говоря, увеличение степени неорганизованности мира. Я всегда по поводу этой идеи повторяю пример, который как-то слышал от одного своего приятеля, который отличался такой же неаккуратностью, как и я, в отношении книг, нужных для писания какого-нибудь сочинения. Он говорил, что книги, расставленные на полке, находятся в полном порядке (точнее, желательно, чтобы они были в полном порядке). Ты начинаешь писать, и книги постепенно накапливаются на столе – одна стопка книг, другая, потом они начинают сваливаться на пол. Юрий Михайлович Лотман поражал меня тем, что в его огромном кабинете в Тарту были такие специальные мостки, из дощечек, по которым он передвигался от одной стопки книг к другой. Вот это и есть возрастание энтропии. В начале мы имеем хорошо организованную систему книг на полке, потом увеличивается беспорядок, увеличивается по мере того, как мы пишем, то есть по мере того, как время движется в сторону будущего.

В эту же сторону движется наше психологическое время. Психологическое время устроено не так, как время ньютоновской механики. Этому посвящена очень интересная глава первой книги Винера «Кибернетика». Винер называет эти два вида времени ньютоновским и бергсоновским. «Ньютоновским» по понятным причинам – речь идет о механическом времени, согласным с классическими представлениями физики, а «бергсоновское время» – это время, которое связано с психологией человека. Но оказывается, что для психологии человека в основном, – я сейчас не буду говорить о некоторых любопытных деталях и исключениях, – в основном время тоже движется от прошлого к будущему.

Третья и наиболее интересная с точки зрения обсуждаемого нами антропного принципа «стрелка времени» – это то, что существует космологическое время, время Вселенной, и оно определяется разбеганием Вселенной, причем, как вы, вероятно, знаете, по недавним открытиям Вселенная разбегается с растущей скоростью, ее разбегание во все стороны увеличивается. Мы находимся в той фазе развития Вселенной, которая называется расширением. Теоретически наряду с расширением возможно (как гипотетическая модель, которая вполне могла бы существовать) сжатие. Существуют различные модели Вселенной, описывающие ее действительное устройство, и по одной из моделей за периодом расширения следует период сжатия. Можно утверждать, что в период сжатия человек в том виде, в котором он существует на Земле, не смог бы существовать, не смог бы развиваться, потому что наше развитие существенным образом связано с теми двумя стрелками времени, о которых сказано выше, и если бы космологическое время двигалось в обратную сторону, если бы чашка, которую мы видим разбитой, потом складывалась обратно в целую, то есть если бы все процессы происходили в обратную сторону, то развитие человеческого типа – рождение, рост, смена возрастов – все это было бы невозможно. Человек развивался бы в обратную сторону.

Таким образом, оказывается, что не только первичные характеристики мироздания, но и то, как оно потом развивается (например, расширение Вселенной), тоже оказывается существенным для возможности возникновения человека.

Вы, вероятно, знаете, что в последнее время титанические усилия физиков прилагаются к тому, чтобы объединить разные существующие физические теории. На более техническом языке это означает, что нужно объединить несколько разных теорий, которые описывают разные типы взаимодействия между элементарными частицами, гравитационные взаимодействия и т. д. На этом пути очень много сделано для создания теории, которая на первых шагах называлась теорией симметрии и суперсимметрии, а сейчас в последние годы получила название теории мембраны» или сокращенно «М-теории». Согласно одному из самых крупных современных американских физиков, Уиттену, это действительно очень крупное открытие, которое, возможно, перевернет всю физику в ближайшие годы.

Сомнения у многих эти открытия вызывают потому, что они меняют наши представления о геометрии Вселенной. Мы с вами привыкли уже к тому, что мы живем в четырехмерном мире, то есть у нас три пространственных измерения и четвертое измерение – время. Таков четырехмерный пространственно-временной континуум. За сто лет люди, во всяком случае, если они получали соответствующее образование, более-менее привыкли к такому представлению. Согласно этим новым физическим теориям, в реальном мире, в нашей Вселенной, не четыре измерения, а 11, а именно десять пространственных плюс одно временное. Куда деваются семь остальных, ведь мы живем в четырех? Другие семь измерений в той части Вселенной, в которой мы живем, в которой существует разумная жизнь, предполагаются свернутыми, то есть мы с ними прямо не имеем дело. Но косвенным образом можно найти следы того, что они существуют, что это не просто математическая конструкция, но я сейчас об это говорить не буду, но несомненно, что для реального существования человека очень существенным было то, что во всяком случае в нашей части Вселенной реально, для нас, существует, проявляются четыре измерения. Можно показать, что если бы их было два или пять, то это вызывало бы многочисленные сложности. Во всяком случае, организмы типа тех, которые сейчас на Земле, не могли бы существовать. Я думаю, что это особенно интересный пример, потому что он показывает, что имеет место нечто, похожее именно на сильный вариант антропного принципа. Мы существуем не вообще во Вселенной, а именно в той части Вселенной, которая приспособлена именно для нас – в том отношении, например, что в ней именно четыре измерения и мы в них как бы «вкладываемся», а в другое количество измерений мы бы не «вложились».

Теперь я перехожу к вопросу, который не связан прямо с антропным принципом, но я уже его касался. Это проблема человека как наблюдателя. Я начну с радикальной ее формулировки. Всё то, о чем я говорил, можно попробовать переформулировать не с точки зрения человека. Естественно, мы, люди, заинтересованы в том, чтобы понимать, как выглядит развитие Вселенной с точки зрения человека, каким образом ее начало и развитие связаны с нашим существованием, – но есть и другая сторона. Что это все значит для Вселенной? В очень вульгарной форме можно сказать: а зачем Вселенной понадобился человек? И на это как раз мы можем дать ответ, и мне это представляется исключительно важным именно для понимания сути наук о человеке, сути гуманитарного знания. Человек необходим Вселенной в качестве ее наблюдателя. В более крайней форме мы могли бы сказать, что Вселенная существует и проявляется именно потому, что мы в ней существуем.

Я не буду сейчас вдаваться в философское обсуждение проблемы реальности окружающего мира. Есть одно сочинение, которое, по-моему, наиболее полно представляет все то, что в этой области было высказано к началу XX века в разных направлениях западной и восточной философии. Эта книга чудом вышла в Ленинграде, хоть и на английском языке, в начале 30-ых годов. Это книга Щербатского, нашего великого индолога. Она называется, в первоначальном английском варианте (он написал ее по-английски), «Buddhist Logic», «Буддийская логика». В конце ее первого тома есть глава, которая называется «Индоевропейский симпозиум о реальности окружающего мира». Это попытка посредством монтажа (в это время монтаж был очень популярным приемом изложения) высказываний разных философов Запада и Востока представить разные точки зрения. Там участвуют представители европейской философии, включая даже и Маркса, с которым Щербатской полностью не соглашался (именно поэтому удивительно, что книга в те годы вышла; издание Академии Наук тогда короткое время не цензуровались); там много восточных философов. Сейчас эта книга переведена на русский язык и издана по-русски, а те, кто могут читать по-английски, все-таки лучше прочитайте по-английски, потому что он писал по-английски. Она переиздана несколько раз в английском варианте, в Европе.

Итак, разные философы высказывали различные точки зрения о степени реальности окружающего мира. Какие-то общие положения, конечно, можно не подвергать сомнению – существуют практические способы доказать, что этот реальный внешний мир действительно может, например, угрожать каждому из нас, и трудно сомневаться в реальности разного рода неприятных событий, из которых в основном состоят, скажем, телевизионные последние известия. Когда я слушаю сообщения о разных стихийных бедствиях и террористических актах, с точки зрения философского обсуждения проблемы реальности окружающего мира, это выглядит как сплошной поток доводов в пользу того, что он несомненно существуют. Больше никакого смысла в последних известиях я не вижу, – только тот, что они ежедневно доказывают нам, что мир все-таки существует.

Но отвлечемся от этой общей и не очень продуктивной идеи (той, что в каком-то виде, например, угрожающем нам, нечто в мире, кроме нас самих, существует). Что, кроме самих общих соображений, что имеются некоторые образования элементарных частиц или кварков, которые могут на разном уровне описываться как твердые тела типа тех, которые мы считаем организмами, или дальше образовывать какие-то макрообъединения – что все-таки все это значит, что означают эти многообразные ступени или формы реальности, которые на сегодняшний день знает человеческая наука и умеет, в какой-то степени, воспроизводить человеческое искусство? Это все разные способы нашего наблюдения и нашего рассуждения о Вселенной. То, что я уже сказал, сводится к тому, что без нашего активного участия в наблюдении и описании Вселенной, в определенном смысле она все-таки не существует. Потому что когда я говорю, что она существует в том смысле, что она может нас разрушить или причинить нам некие механические неудобства, это тоже касается некоторой грубой формы взаимодействия Вселенной с нами, наблюдателями. Но наблюдатель необходим для того, чтобы Вселенная как таковая проявилась. По-видимому, все основные занятия современных естественных наук касаются проблемы соотношения наблюдателя (а понятие наблюдателя включаются и разного рода приборы, которые помогают нам в наблюдении) и наблюдаемого. С этой точки зрения мир – это наблюдаемое, это то, что является предметом наблюдения для наблюдателя, возникновение которого предположено в начале существования мира. Мир как бы не только создавал квартиру, в которой кто-то мог бы поселиться, мир как бы ждал, что наблюдатель придет, повесит на стены картины, расставит мебель и т.д. Всем этим занимается наша культура. А без этого Вселенная в каком-то смысле оставалась бы, в лучшем случае, неполной.

Почему все это не пустые слова? Потому что развитие физики привело на протяжении XX к выявлению фундаментальной роли проблемы наблюдения и связи наблюдения с наблюдателем. Элементарные выводы вы найдете в любом руководстве, которое описывает результаты квантовой механики. Я очень рекомендую всем для чтения маленькую книжечку Нильса Бора «Атомная физика и человеческое познание». Она была издана в русском переводе к последнему приезду Бора в Москву (незадолго до его смерти), в 1962 году. Это девять его статей, они написаны в основном для гуманитариев – ведь Бор был сыном специалиста по германским языкам, он очень много занимался филологией и другими гуманитарными науками. Это девять статей, которые посвящены тому, что современная физика (точнее, физика первой половины XX века, которая в значительной степени была создана Бором и его школой) может сообщить представителям гуманитарных наук. Несколько напоминая этим Щербатского в той книге, на которую я только что ссылался, Бор говорил, что с его точки зрения взгляды, наиболее близкие к его представлениям о принципе дополнительности, связанном с современной физикой, с физикой микромира и квантовой механикой, были высказаны такими мыслителями, как Будда и Лао Цзы.

Бор утверждал, что в этом мире в драме существования на Земле мы являемся одновременно актерами и зрителями. То, что я называл «наблюдателем», Бор называет «зрителем», поскольку он пользуется этой театральной метафорой. Если наша трагедия разыгрывается в театре Вселенной, то мы наблюдаем эту трагедию, и в этом смысле мы зрители, но в то же время мы и актеры и, более того, главные актеры. Мы опять приходим к той мысли, на которой я настаиваю – что мы и есть главные актеры в этой трагедии, что не мешает нам быть зрителями. Чем это похоже на боровские физические идеи? Тем, что, с точки зрения Бора, наш язык, наши средства описания этого мира устроены так, что мы должны одно и то же описывать по меньшей мере двумя разными способами, мы не в состоянии дать однозначного описания. Он называет это принципом дополнительности. Дополнительность актера и зрителя – один из примеров этого принципа.

По поводу наблюдения я хотел сделать еще одно замечание, которое касается целого большого направления гуманитарных наук, связанного с использованием математической статистики и теории вероятностей. Сравнительно недавно, к столетию Колмогорова, одного из основателей современной строгой теории вероятностей, опубликованы разного рода его записи, среди которых есть формулировка некоторых направлений, в которых он хотел продолжать свою работу. Он не все успел сделать, но сохранились четкие формулировки направления.

Среди главных направлений – общая теория наблюдения. У Колмогорова была такая мысль, что для других наук существенна не математика как таковая, а некоторые промежуточные дисциплины, которые не обладают однозначностью и точностью математики, но формулируют некоторые общие принципы, используя математический аппарат, и поэтому могут быть применены в разных областях. Теория наблюдения, включающая математическую статистику, с его точки зрения была бы одной из таких важных промежуточных научных дисциплин. Иначе говоря, он предполагал, что статистика – это один из наших способов производить наблюдение в некоторых достаточно специальных условиях. Ведь мы далеко не всегда можем описать объект так, как он нам представляется, но должны описать большую совокупность объектов и говорить только о свойствах таких совокупностей.

Колмогоров предполагал, что на этом пути он мог бы найти выход из некоторых существенных логических противоречий, в которых оказалась физика микромира. Вы знаете, что Эйнштейн, который не соглашался с принципами боровской, «копенгагенской» квантовой механики, говорил, что он не верит в то, что Бог играет с нами в кости, то есть что Бог дает нам возможность судить только о случайном. Хокинг по этому поводу в конце одного своего рассуждения, продолжая это сравнение, говорит, что Бог не только играет с нами в кости, но забрасывает эти кости так далеко, что нам их и не видно. Поэтому оказывается нужным, помимо разных форм наблюдения, которыми давно располагали и наука и искусство и другие виды человеческой деятельности, ввести особые правила наблюдения по отношению к случайным объектам. В определенном смысле случайное (я опять развиваю мысли Колмогорова, поэтому буду краток, об этом много сейчас написано) это просто очень сложное, настолько сложное, что мы не можем построить простые правила описания, и тогда переходим к статистическом описанию, к массовым совокупностям, для которых находим только вероятностные характеристики.

Все, что я говорил, относится к науке, и вы резонно можете задать мне вопрос, не пытаюсь ли роль человека по отношению к Вселенной свести только к тому, что он наблюдает ее, как ученый, и описывает, как ученый. Это было бы неправильно. По-видимому, не существует принципиальной разницы между тем, как современная наука подходит к понятию наблюдения – в процесс наблюдения входит наблюдатель, который обладает неким заранее у него существующим запасом представлений о мире, и он пытается найти соответствия между тем, каковы его представления о мире и тем, что он получает при наблюдении – и тем, как обстоит дело в других областях человеческой деятельности.

Я немножко отвлекусь от логического изложения и расскажу вам один волнующий эпизод своей жизни. Дело было в конце апреля 1960 года. Я получил записку от своего соседа по даче, Бориса Леонидовича Пастернака, с которым дружил на протяжении многих лет, и о котором знал также, что с утра он работает – как он мне говорил, родители его приучили каждый день работать и он в своей жизни не пропускал ни одного дня. Вам может показаться это странным относительно великого поэта, но я убедился, что это так, потому что когда 1958 году все наши газеты были полны всяких страшных статей, о том, какой он предатель, он этих газет не читал и не хотел об этом разговаривать, а каждое утро вставал и переводил польского романтика Словацкого и за время кампании, его уничтожавшей, перевел пьесу «Слепая красавица». Так что это действительно было так. Утро он посвящал работе. И вот тем не менее утром я получаю от него записку, где он просит, чтобы я срочно к нему пришел. Я понял, что случилось что-то чрезвычайное. Я нашел его лежащим у себя в кабинете, на втором этаже дачи, где сейчас музей Пастернака в Переделкине, и он мне сказал, что он очень тяжело болен, скрывал это раньше от всех близких, поскольку ему не дали закончить его очередную работу, но сейчас он думает, что он вчерне закончил и не может больше откладывать разговор со мной – первоначально он намечал его на время, когда кончит всю пьесу. Он сказал, что чувствует, что болезнь очень тяжелая и конец близко. Никто еще не знал, что он смертельно болен, но он чувствовал это. Оставалось немножко больше месяца до его смерти. Он сказал, что в том разговоре ему нужно успеть изложить некоторые свои мысли о его собственном искусстве, о том, каким образом, как ему представляется, оно связано с наукой XX века.

Пастернак не очень любил писать теоретические статьи, но несколько раз в жизни он все-таки это сделал, и я потом пробовал соединить то, что запомнил в этот день, с тем, что читал из его юношеских записей и теоретических заметок (в том числе письмо Стивену Спендеру от 22 августа 1959 г.), и с тем немногим, что он на эту тему опубликовал при жизни. Я постараюсь вам кратко рассказать о результатах, и, возможно, это может послужить ответом на вопрос, что такое наблюдатель и наблюдаемое и почему то, что мы делаем в науке, во всяком случае для некоторых из крупных деятелей литературы и искусства XX века представлялось очень близким к тому, что делает наука.

Пастернак был очень недоволен реакцией большинства западных литературоведов на его роман, «Доктор Живаго». Он считал, что они не поняли главного, а именно попытки изложить некоторую философию. Исключение он делал только для статьи Франка «О реализме четырех измерений», которая на него произвела сильное впечатление, и он соглашался с некоторыми из идей Франка, переводя их на язык своих метафор. Главная метафора была вот какая: он считал, что его искусство, и проза, и поэзия, на протяжении всей его жизни, выполняло ту же задачу, которую ставила перед собой наука в это же время. А именно (я попытаюсь передать его метафорическое описание): мы не видим, не воспринимаем мир так, как он есть, не можем этого сделать. Мир от нас закрыт. Но он закрыт занавесом, который колеблется. И то, что мы делаем, и в науке, и в искусстве, это описание колебания этого занавеса. Чтобы было понятней, откуда идет эта метафора, я напомню вам Платона, которым Пастернак в университетские годы увлекался (сохранились его конспекты мыслей Платона). Вы помните этот образ людей в пещере: сидящие в пещере не видят того, что за ее пределами, но перед ними мелькают некоторые образы, тени, которые могут дать некоторое представление о том, что происходит за пределами пещеры. Колебания занавеса – это современный вариант этого образа. Колебания занавеса – это то, что иначе мы можем назвать вероятностной картиной мира, то есть картиной, которая не предполагает полного описания. Мы понимаем, что и в науке, и в искусстве оно невозможно, но понимаем также, что у нас есть средства, которые позволяют в какой-то степени к нему приблизиться.

Перейдем к следующей небольшой теме внутри общей сегодняшней темы человека и Космоса. Вначале я говорил, что антропный принцип касается только человека и разумной жизни в ее человеческой форме. А как быть с возможными другими внеземными цивилизациями. Сейчас как будто немножко остыл интерес к этим поискам. Я помню, лет тридцать назад В.С. Шкловский и некоторые другие наши астрофизики были очень увлечены проблемой возможности наблюдать какие-то сигналы внеземных цивилизаций и обнаружить таким образом их существование непосредственно сейчас. Для этого осуществлялись специальные системы наблюдений за определенными частями Вселенной. Вы знаете, что пока что это никаких положительных результатов не дало. Но все-таки можно предположить, что положительный результат не исключается.

Мы не нашли на протяжении 30 лет сигналов из космоса, а вы знаете, что одно из объяснений этого достаточно пессимистическое, а именно что цивилизации типа человеческой имеют очень короткий период научно-технического существования и уничтожают себя в результате, скажем, ядерных катастроф. Время цивилизаций ограничено. Пока что, с научно-технической революции XVII века мы прожили три века и пришли к такому состоянию, что атомная катастрофа вполне реальна. На протяжении последних десятилетий она становилась все более реальной. Исходя из этих аналогий с историей человечества некоторые ученые предложили такие уравнения развития этих гипотетических цивилизаций, из которых следовало, что цивилизации существуют такое недолгое время, что при огромности Вселенной они не успевают передать друг другу сигнал и получить его, т.е. диалога не происходит по причине такой хрупкости цивилизации. Но все это основано на экстраполяции истории нашей цивилизации за последние века, поэтому это не производит впечатления достаточно хорошо аргументированного соображения.

Более простое объяснение может быть связано с огромностью расстояний во Вселенной, которое исключает возможность передачи сигнала (имеется в виду, что что-то должно быть замечено на Земле и после этого нам посылается сигнал). На то, чтобы две стороны успели получить сообщения, потребовалось бы слишком много времени. Хотя сейчас предполагается, что число планет во Вселенной гораздо больше, чем думали раньше, поэтому все-таки вопрос о том, где есть жизнь и в какой форме она есть, остается.

Но более интересен, с точки зрения тех ученых, о которых я говорил вначале, другой вопрос. Вопрос о том, какие формы жизни еще существуют, кроме тех, которые есть на Земле. Вопрос такой: могут ли соображения, касающиеся антропного принципа, быть верны в отношении цивилизаций, которые могут иметь носителей разумной жизни, существенно отличных от тех, которые мы имеем на Земле. Но поскольку мы до сих пор их не обнаружили, то это остается чисто теоретическим вопросом.

Есть другая интересная проблема, которая касается соотношения человека и космоса. Это проблема тоже связана с открытиями последних лет. Речь идет о появившихся в последнее время, за последние примерно тридцать лет, очень серьезных аргументах в пользу того, что некоторые называют космическим катастрофизмом. Я рекомендую очень маленькую книжечку, где изложены совершенно конкретные данные, приведены некоторые цифры по поводу того, что я сейчас хочу сказать, и я думаю, что с помощью этой книжечки вы составите себе представление об этой проблеме. Это книжка Владимирского «О космических катастрофах». Она издавалась в нескольких вариантах, но это популярный текст и я думаю, что не составит труда его быстро просмотреть.

Основная идея сводится к следующему. Схема эволюции по Дарвину, по-видимому, должна быть дополнена, а в каком-то смысле изменена, потому что несколько раз на протяжении истории Земли происходили катастрофы, связанные с воздействием из космоса, которые полностью меняли направление биологической эволюции. Наиболее известна, а в Америке даже избитая, потому что это почему-то стало популярной темой массовых изданий, телевидения и так далее, гибель динозавров. Это самая близкая по времени из этих катастроф, 70 миллионов лет назад. За 200 с лишним миллионов лет до этого была другая катастрофа, аналогичная, тоже связанная с воздействием из космоса. Эти воздействия из космоса бывают разного рода: существенно то, что они приводят к истреблению огромного количества видов: примерно 90% всего живого погибает и поэтому эволюция направляется в другую сторону. Сейчас считается, что примерно пять раз происходило такого рода вмешательство из космоса в ход земной эволюции. И опять тот же вопрос, который я же задавал в связи с антропным принципом и не мог дать ответа: означает ли это, что кто-то, скажем, какая-то цивилизация гораздо более высокого уровня развития, чем наша, пытается направить эволюцию на Земле и как бы ее поправляет. Ведь с точки зрения происхождения человека понятно, скажем, почему «они» ее поправили, уничтожив динозавров, – потому что если бы динозавры продолжали опустошать Землю, то существование человека было бы невозможным. То есть это как бы продление антропного принципа на гораздо более позднее время.

И тогда возникает вопрос: а если все-таки другие цивилизации существуют в мире, то какого типа они могут быть? Я вам скажу, кто первый дал ответ на этот вопрос и первый высказал поразительную гипотезу на эту тему, и вы, конечно, удивитесь, если вы не знали об этом раньше. Это был великий русский драматург Сухово-Кобылин. Он был членом Императорской Академии наук. Человек он был странный. Вы, может быть знаете, что он многие годы был под судебным следствием из-за того, что его люди (то есть его крепостные – дело было в совсем еще старой России) были замечены возле дома, где была убита женщина, с которой он был близок. Он многие годы был под следствием, но так и не было установлена, что он был безусловно замешан в этом убийстве. Зато таким образом он познакомился с русским бюрократическим и судебным аппаратом и написал свою замечательную драматическую трилогию, где передан этот гротеск бюрократической машины. Тогда это было мало оценено, на зато потом его стали причислять к фантастическим реалистам вроде Кафки и в XX веке он оказал большое влияние на русский театр. Он же сам всю жизнь занимался в основном философией, переводил Канта. Большая часть того, что он написал, сгорела во время пожара его имения, и осталось очень мало. Но среди того, что осталось, сохранилось одно замечательное произведение, которое называется, в духе Хлебникова, «Всемир». Это произведение содержит описание трех возможных цивилизаций. Имейте в виду, что он умер в начале ХХ века. Первая цивилизация – это цивилизация, устроенная как наша, она ограничена пределами Земли и старается устроить все, что можно сделать на Земле. Вторая цивилизация распространяется на солнечную систему и постепенно осваивает все планету солнечной системы. Третья цивилизация выходит за пределы солнечной системы и занимается колонизацией звезд. Рукопись осталась лежать, – она и сейчас лежит, между прочим, полностью до сих пор не издана, хотя это всего несколько страниц. Лежит она в Российском Государственном архиве литературы и искусства, а тем временем ученые стали размышлять на эту тему и человечество стало постепенно выполнять задачу перехода от цивилизации первого типа к цивилизации второго типа, и некоторые вполне серьезные ученые пришли к подобным мыслям, не зная о Сухово-Кобылине, в частности, мой коллега по академии Карташов напечатал несколько работ, в которых он предложил даже некоторые расчеты, которые касаются этих трех типов цивилизаций. Кажется разумным насчитывать именно три типа, поскольку это соответствует характеру основных космологических объектов. Первый тип цивилизации – тот, который осваивает одну планету и имеет дело с энергией, в нашем случае, всей Земли. Не буду приводить вам цифр. Второй тип цивилизации осваивает энергию своей звезды, то есть в нашем случае это цивилизация, которая использует всю энергию Солнца. И третий тип цивилизации, в нашем случае, это тот, который осваивает энергию всей галактики.

Это то, чем занимаются современные космологи – они приходят к уточнению некоторых идей из того круга мыслей, которые развивали некоторые исследователи и философы после Сухово-Кобылина. Все это направление в целом носит название русской космической философии, и она прямо связана с началом освоения космоса в той мере, в какой оно было проведено в России. То, что происходило параллельно в других странах, имело другие корни. Сообщают, что фон Браун строил «Фау» в основном для того, чтобы уничтожить все тогдашнее человечество по идее Гитлера и потом продолжил эти работы, когда его привлекли к военным приготовлениям Соединенных Штатов после войны. Исследования космоса в западной части Земли проходило главным образом в связи с выполнением военно-практических задач. Что касается предыстории космоса в России, при том, что довольно многое из того, что я сейчас вам расскажу, производит впечатление легенды, по-видимому, часть этой легенды вполне достоверна.

Предыстория освоения космоса в России связана с личностью великого русского религиозного философа Федорова. Им сейчас много занимаются, многое издано, хотя вместе с тем до сих пор его наследие не полностью издано. Так и не издан целиком четвертый том его большого труда «Философия общего дела». Первые три тома были изданы посмертно, в Алма-Ате (тогда город Верный), в 1908 году. Федоров вызывал большой интерес Толстого и Достоевского. Достоевский в одном из поздних своих писем писал Кожевникову, одному из близких последователей Федорова: «Как Федоров мыслит себе воскрешение мертвых? Предполагается ли физическое воскрешение? Вот мы здесь с молодым философом, профессором Владимиром Соловьевым, думаем о физическом воскрешении». Речь была о том, что, по Федорову, современная наука может прийти к уничтожению человечества – слишком многое ей известно (это писалось после изобретения динамита – уже он казался ему опасным; о том же в это время думал и Константин Леонтьев, т.е. в России эти идеи были довольно популярны). Для того, чтобы наука не истребила нас всех, надо дать науке какое-то достаточно серьезное занятие, которое бы поглотило все ее силы – как при дрессировке хищного зверя нужно что-то бросить, чтобы он держал в зубах. Вот такая серьезная задача для науки – это физическое воскрешение мертвых. Как вы знаете, генетика тогда только начиналась. Как-то мы устраивали в Институте славяноведения и балканистики симпозиум о погребальном обряде, и мне пришло в голову, что все-таки это слишком мрачно – целую конференцию говорить только о смерти и погребении, и я предложил Светлане Семеновой, лидеру наших «федоровцев», чтобы она сделала в конце конференции доклад о воскрешении, по Федорову, и пригласил на это заседание одного очень талантливого, сравнительно молодого генетика. Он был потрясен, взял потом у меня почитать Федорова и сказал мне, что удивительно, в какой степени Федоров, еще ничего не зная, уже угадывал некоторые направления научных занятий – те, с которыми связана современная идея клонирования и так далее. На самом деле задача создания двойников живущих организмов – это сейчас вполне реальная перспектива.

Так или иначе, Федорова очень беспокоила одна прикладная проблема. Представьте себе, что мы воскресим всех, кто уже умер, воскресим физически. Вы можете себе представить возникающие при этом демографические трудности? Федоров был смотрителем Румянцевского музея (это современная Ленинская библиотека; тогда все книги находились в замечательном доме Пашкова, который, к сожалению, сейчас гибнет). К нему пришел глухой мальчик и сказал, что он не может заниматься в школе, потому что ничего не слышит, и что учителя говорят, что они не могут до него докричаться, а у Федорова много книг и он просит, чтобы Федоров его поучил, и, в частности, он хочет выучить математику и физику. Федоров его проэкзаменовал, понял, что мальчик очень способный, и сказал, что тот может жить у него (мальчик был не москвич, из Калуги) в этом здании, где он сам жил среди книг, а он ему будет давать часть своей очень маленькой, как сейчас мы бы сказали, зарплаты.

Этот мальчик, как вы догадались, был Циолковский. И Циолковский выполнил задачу, которая была перед ним поставлена Федоровым, а именно – придумал способ, где расселить воскресших людей. Их можно расселить по Солнечной системе. Отсюда возникла идея космических станций, которую Королев, практически осуществлявший все это, считал абсолютно реальной. Уже после смерти Королева напечатаны его большие доклады об этапах освоения космоса – он ссылается там на эти идеи Циолковского. Попутно, для тех, кто занимается историей литературы ХХ века, я напомню, что есть сохранившаяся часть переписки Циолковского с Заболоцким (к сожалению, только письма в одну сторону), из которой можно видеть, что некоторые общие философские идеи Циолковского, сложившиеся под влиянием Федорова, нашли преломление и во втором периоде поэзии Заболоцкого, в его «Второй книге» и позже.

Я хотел бы по поводу этих достаточно сложных проблем мотивировок и целей освоения космоса, перехода цивилизаций из стадии земной в стадию, занимающую Солнечную систему в целом, сказать еще немного о Королеве. Как я уже сказал, Королев считал, что он просто выполняет программу Циолковского. Программа заключается в том, что нужно создать космические станции типа той, которая сейчас работает по схеме, основанной на идеях Циолковского, а затем создать некоторую сеть таких космических станций, которые сделают реальными дальнейшие путешествия людей, не только аппаратов, к Луне, а потом к ближним планетам.

Королев считал, что выполнение этой программы – его жизненная задача, и рассматривал ее как религиозную задачу. Об этом рассказывал некоторым из первых космонавтов. Обычно он разговаривал с космонавтами перед полетом. Расскажу о разговоре с одним из них. Он был воспитан в тогдашней советской атеистической школе, – космонавты отбирались по анкетам, так что они, конечно, все были достаточно хорошо обучены тому, что полагалось, – и поэтому, когда Королев в последнем разговоре перед полетом спросил его: «Ты веришь в Бога?», он был просто очень удивлен. Королев сказал, что расскажет ему историю, из-за которой он сам считал, что он действительно отмечен и как бы выбран для того, чтобы выполнить эту миссию освоения космоса.

Королев был арестован в середине 30-х годов, как почти все, кто работал в ГИРТе – Институте ракетостроения. Тогдашний заместитель наркома обороны Тухачевский, который много занимался наукой и ее возможными приложениями, считал, что идеи Королева очень важны для военного дела и способствовал его работе, и тогда Королев совсем молодым был назначен главой этой группы, успел издать небольшую книжечку, где излагал некоторые свои идеи не по поводу космических полетов, а по поводу ракет и того, что они могут делать. Почти весь состав его группы был арестован, по доносу одного человека, который потом присвоил изобретение «Катюши» и получил за нее премию.

Королев был в одном из тяжелых лагерей на Севере, на лесоповале, и притом, что он был мощный человек, очень крепкий физически, и даже мог оказать сопротивление уголовникам, которые пытались его подчинить, он все же терял силы и чувствовал, что он близок к концу. Он был настолько слаб, что его расконвоировали, то есть его выводили на лесоповал без конвоя, и он один ходил по лесу. Это его рассказы. И вот он шел один по лесу и увидел пенек, на котором лежала буханка хлеба. Он очень огорчился, подумав, что начались галлюцинации, что близок конец, но обошел пенек, посмотрел с другой стороны – хлеб лежит так, как ему положено. Галлюцинация не имеет инвариантности по отношению к наблюдателю. Подошел ближе – тронул, все-таки хлеб. Следующей его главной задачей было не съесть сразу всю буханку, потому что несколько дней до этого голодал, и, если съешь, то сразу погибнешь. Нужно поделить ее на части и ни с кем не делиться, потому что, если будешь с кем-то делиться, то не хватит. Он ее спрятал и несколько дней как-то себя поддерживал, не столько свои физические силы, сколько его поддерживала идея, что появление буханки на пне все-таки чудодейственная вещь.

Через несколько дней приехал гонец из Москвы. А дело в том, что в это время уже шла война и на одном из оставшихся в тылу полигонов, где до войны происходили учения, были обнаружены «Катюши», и попробовали их применить, и оказалось, что «Катюша» на самом деле очень выигрышная вещь, а тот человек, который их всех посадил и считался ее создателем, не мог ничего сделать дальше. Кроме писания доносов, он никакими способностями не обладал. И тогда оставшихся еще в живых из арестованных ракетостроителей собрали в Москве, собрали в шарашке для ученых вроде той, которая описана Солженицыным. Я знал еще Термена, замечательного изобретателя, который в этой шарашке работал. Я также совершенно случайно – вот знаете, когда занимаешься какой-то темой, то случайно встречаешься с людьми, имеющими к ней отношение – совершенно случайно в доме отдыха познакомился с одним человеком, который был на этой шарашке вместе с Королевым. Он немец, социалист, приехал помогать строить социализм в России в 30-х годах и был арестован. Поскольку он был толковым инженером, то оказался в этой шарашке. Место, где он спал, было рядом с королевским. Он говорил: «Мы все его считали сумасшедшим». Потому что днем они занимались тем, что чертили проекты военных самолетов, а потом ложились спать. А он устроил себе лампочку так, чтобы не будить меня и других соседей, и всю ночь чертил проекты будущих космических кораблей. Когда он был освобожден в конце войны и получил награды, титулы и регалии, он создал группу, которая вскоре занялась освоением космоса.

Вот это небольшая страничка из истории русского космоса. Спасибо.