Александр Сосланд
|
Александр Сосланд Кайнэрастия |
Среди существующих на сегодня мотивационных теорий, на наш взгляд, не хватает теории, адекватно объясняющей всем известные обстоятельства, а именно – форсированного стремления к перемене объектов влечений, смене родов деятельности, занятий, впечатлений. Мы полагаем, что необходимо ввести в обиход новый мотивационный концепт. Именно за ним должно быть закреплено это самое стремление к новизне, которое, на самом деле, находится внутри любого другого желания.
Кайнэрастия (kainos др. греч. – новый, erastes др. греч. – любящий, почитатель) составляет коренную сущность любого влечения. Она присуща всем сферам человеческих интересов и всем областям деятельности. Трудно представить себе власть, не стремящуюся к своему расширению, к завоеванию нового, ограничивающуюся достигнутым безо всякого к тому принуждения. Подобно либидо и стремлению к власти, кайнэрастия является безусловно коренным влечением, несводимым более ни к чему.
Следует выделить два типа кайнэрастии – пассивный и активный. К первому относится стремление к перемене впечатлений, новых ощущений. Однако по-настоящему личность реализует свои кайнэрастические стремления только в творчестве, то есть активным образом. Можно выделить три основных составных кайнэрастии: воспринимать новое, быть новым, создавать новое.
Один из путей фундирования кайнэрастии – нейропсихологический. Вот что мы читаем у известного детского психолога Л. Божович:
«По-видимому, потребность в новых впечатлениях порождается включением в жизнедеятельность ребенка коры головного мозга. Это делает понятным возникновение такой потребности. Ведь к моменту, когда кора головного мозга вступает в действие, она еще не закончила своего формирования ни в структурном (морфологическом), ни тем более в функциональном отношении. Известно также, что полноценное развитие органа, а тем более такого сложного органа, как полушария головного мозга, возможно лишь в результате его функционирования. Поэтому мозг нуждается в раздражителях, вызывающих его деятельность и тем самым обеспечивающих его морфологическое и функциональное развитие» [Божович 2001: 159].
По ходу своего развития эта потребность приобретает специфически человеческие черты:
«Таким образом, потребность в новых впечатлениях первоначально является чисто органической потребностью, но очень скоро (скорее, чем другие органические потребности) она начинает приобретать некоторые специфические особенности, характерные для духовных потребностей человека.
Во-первых, удовлетворение этой потребности, вызывавшее сначала только ускорение (так же как удовлетворение других органических потребностей), затем начинает сопровождаться ярко выраженными положительными эмоциями» [там же: 160].
Здесь же кроются корни очевидной опасности, коренящейся в этой потребности:
«Во-вторых, потребность в новых впечатлениях становится как бы ненасыщаемой: чем больше ребенок получает впечатлений, тем в большей степени у него проявляются реакция сосредоточения и положительные эмоции. То и другое снимается только утомлением.
Получается так, что ненасыщаемая потребность превращается в род дурной бесконечности, создавая потом опасность таких проблем, как алкоголизм и наркомания. Вообще в этих сферах кроется потенциал экспериментально-психологического исследования этой проблемы» [там же: 160].
На житейском уровне, в рамках «психопатологии обыденной жизни», кайнэрастия может проявляться по-разному. Она проявляется в жалобах на скуку, в раздражении от увиденного на ком-то костюма, похожего на твой. Мы просим замолчать человека, который в кинозале пытается нам рассказать, чем закончится фильм. Перед тем как рассказать анекдот, мы стараемся убедиться в том, что он неизвестен слушателю. Мы с раздражением сталкиваемся в текстах и творениях искусства с чем-то таким, что нам уже встречалось, и никакие ссылки на «постмодернизм», «цитатность» и прочее нас не могут удовлетворить.
Мы отправляемся в путешествия и делаем ремонт в квартире. Мы покупаем новые вещи, не износив старых, и делаем новые прически. Мы испытываем страх перед заключением брака и меняем предмет страсти. Мы совершаем революции и переезжаем из города в город. Множество видов человеческой деятельности имеет преимущественно кайнэрастический смысл.
Описан целый ряд кайнэрастических «добродетелей». Это спонтанность, креативность, оригинальность, неповторимость, непохожесть на других.
Навыки диагностики новизны встроены в процессы личностного роста, воспитания.
Кайнэрастия встроена в семейные отношения. Речь, понятно, идет о так называемом конфликте отцов и детей. Кайнэрастические потребности, более сильные и отчетливые в юности, сталкиваются с утомленной кайнэрастией пожилого возраста. Со старением сама по себе новизна перестает быть новой. Концепты конфликта поколений, эдипова комплекса и т. п. вполне могут быть пересмотрены с кайнэрастической точки зрения.
Однако кайнэрастия может быть такой интенсивной, что легко выдерживает испытание повторением. Вот как об этом пишет А. Маслоу:
«Самоактуализированные люди обладают удивительной способностью радоваться жизни. Их восприятие свежо и наивно. Они не устают удивляться, поражаться, испытывать восторг и трепет перед многочисленными и разнообразными проявлениями жизни, к которым обычный человек давно привык, которых он даже не замечает. Колин Уилсон назвал эту способность чувством новизны <…> Для такого человека закат солнца, пусть даже он видит его в сотый раз, будет так же прекрасен, как и в тот день, когда он увидел его впервые; любой цветок, любой ребенок может захватить его внимание, может предстать перед ним как чудо природы, пусть даже он перевидал на своем веку тысячу цветов и сотни детей» [Маслоу 1999: 237].
Вовсе необязательно обеспечивать кайнэрастическую потребность только банальным прибавлением нового материала. «Новолюбивый» взгляд на вещи может быть сформирован и посредством целенаправленных культурных практик. Одна из них – это известный литературный прием «остранение», описанный В. Шкловским в знаменитой статье «Искусство как прием»:
«Прием остранения у Л. Н. Толстого состоит в том, что он не называет вещь ее именем, а описывает ее, как в первый раз виденную, а случай – как в первый раз произошедший, причем он употребляет в описании вещи не те названия ее частей, которые приняты, а называет их так, как называются соответственные части в других вещах» [Шкловский 1983: 15].
Известная вещь, описанная так, как если бы ее видели впервые, становится новой, интересной, привлекает внимание, видится выпукло и ярко. Разумеется, Лев Толстой не имел ввиду удовлетворение чьей-либо кайнэрастии. Мы соотносим остранение с нашим концептом, формируя определенную перспективу.
Прообразом другой кайнэрастически ориентированной практики может служить известный концепт «эпохе» [введенный в оборот Э. Гуссерлем. Вот как определяет значение творчества Гуссерля А. Камю:
«Мыслить – значит научиться заново видеть, стать внимательным; это значит управлять собственным сознанием, придавать, на манер Пруста, привилегированное положение каждой идее и каждому образу» [Камю 1990: 37].
Соотношение сексуальности с кайнэрастией определяется известными экспериментальными данными. Согласно им, качество сексуальных реакций, интенсивность ощущения в сексуальном контакте существенно возрастает при смене партнера. Новизна в этом контексте, как и во многих других контекстах, оказывается фактором более значимым, чем сама сексуальность. Это справедливо не только по отношению к сексуальности. Кайнэрастия занимает особую позицию по отношению к другим потребностям. Она как бы является условием существования всех других влечений и потребностей вообще.
Проблема, например, кризиса моногамного брака непонятна, если ее объяснять исключительно сексуальными причинами, но всегда очевидна при рассмотрении с кайнэрастической точки зрения. Зачастую дурное новое лучше, чем доброе старое.
Кайнэрастия в культуре имеет свою историю. П. Слотердайк возводит современное кайнэрастическое состояние европейской культуры к эпохе Возрождения. Так, он с пристрастием вопрошает:
«Откуда берется эта лишенная всяких тормозов тяга к информации, эта наркотическая зависимость от нее и эта необходимость ежедневно жить среди информационного шума, терпя непрерывную бомбардировку наших голов массами безразлично-важных, сенсационно-неважных новостей?» [Слотердайк 2001: 345]
– и сам же пытается дать ответ на этот вопрос:
«Представляется, что с начала Нового времени наша цивилизация оказалась в плену уникально-противоречивого отношения к новости, к "новелле", к истории о случившемся, к "интересному событию" – будто она утратила контроль над своей "жаждой познания" и над своим "любопытством", "жаждой нового". Просвещение все больше и больше желало превратить универсум в совокупность новостей и информационных справок, и оно осуществляло это с помощью двух взаимодополняющих средств – энциклопедии и газеты. С помощью энциклопедии наша цивилизация попыталась охватить "круг мира" и весь цикл знания; с помощью газеты она рисует ежедневно меняющуюся растровую картину движения и преображения реальности во всей ее событийности. Энциклопедия охватывает константы, газета – переменные, и обе они походят друг на друга своей способностью передавать при минимуме структурирования максимум "информации"» [там же].
Ясно, что такой ответ лишь фиксирует некие внешне-исторические обстоятельства, не затрагивая корней проблемы. Новолюбие фундировано глубинно, о чем шла речь выше. Любопытство – есть лишь частное проявление более глубокого инстинкта.
Особый качественный этап в «истории кайнэрастии» – ХХ век. Невероятный «кайнэрастический прогресс» стал возможен благодаря бурному развитию средств массовой информации. Символ кайнэрастической радости – пульт дистанционного управления телевизором в руке. Переключая каналы, мы постоянно и с легкостью удовлетворяем свое стремление к новизне. Технический прогресс увенчался созданием средства для постоянного переживания «кайнэрастического оргазма» – интернета.
В сущности, с этой точки зрения, культура есть система, созданная для постоянного удовлетворения кайнэрастической потребности. Там, где культура не может обеспечить серьезную новизну тем, кто в ней нуждается, она умирает.
Разнообразие жизни, возможность приобщения к новизне в самых различных сферах делает многочисленные травматические переживания (любовные катастрофы или отсутствие детей, к примеру) не такими невыносимыми, как раньше. Без труда можно предположить, что кайнэрастия играет свою роль в процессе так называемого вытеснения. Постоянная погоня за новыми впечатлениями отодвигает травматические переживания на второй план.
ХХ век создал не только пространство для невиданной доселе реализации кайнэрастии, но и невиданные способы ее ущемления. Один из самых жестоких – это индустриальный конвейер. Всем известные нервные растройства у конвейерных рабочих совершенно непонятны с какой-либо другой точки зрения, кроме как теории, построенной на признании приоритета кайнэрастии.
Сочетание пассивной кайнэрастии (телевидение, интернет) и ущемления активной кайнэрастии (конвейер) создает своеобразие современной «духовной ситуации эпохи». Речь идет о своего рода кайнэрастическом «схизисе».
Патопсихологический аспект кайнэрастии связан со страхом перед скукой –назовем его фастидиофобия.. Настоящее его значение определяется хотя бы тем, что вся пенитенциарная система построена на эксплуатации этого страха. Тюремное заключение связано в первую очередь с ущемлением кайнэрастии.
Кайнэрастия также встроена в структуру нарциссизма. Среди описанных Е. Т. Соколовой и Е. П. Чечельницкой типов «Грандиозного Я» следует отметить «Необыкновенно-Грандиозное Я», функция которого – внушение восхищения другому. На самом деле быть «необыкновенным», «непохожим на других» значит в первую очередь «быть новым». Иначе говоря, быть наиболее «продвинутым» по кайнэрастической иерархии. Нарцистические преимущества, связанные с благосостоянием, сексуальными победами стоят в одном ряду с новизной в облике, новизной впечатлений, ощущений и т. п. В клинической реальности дело выглядит так:
«Реализуя функцию внушения восхищения, Необыкновенно-Грандиозное Я обращается с Другим как с "зеркалом успехов". Психотерапевт начинает чувствовать восхищение, когда пациент обрушивает на него мощный поток информации о своих уникальных способностях, выдающихся успехах, близких отношениях с яркими и известными личностями» (Соколова, Чечельницкая 2001: 65).
Кайнэрастическая теория придает, таким образом, новое измерение понятию свободы. Свобода – это всегда свобода-к-новому. Свобода, собственно, фундирована кайнэрастией. Общепринятое, общепризнанное, законное – по определению не может быть сферой реализации cтремления к свободе. Консервативно ориентированная теория свободы немыслима.
Кайнэрастическая патология является всеохватной и встроена в корневую систему любого психопатологического феномена. Нет клиники без ущемленной кайнэрастии. Так, депрессии и обсессии безусловно связаны с затруднением приобщения к новизне в любом виде, будь то новые любовные связи или новые творческие перспективы.
Понятно, что есть еще множество аспектов, связанных так или иначе со стремлением воспринимать и творить новое. Они пока не исследованы, и, значит, относятся к чему-то новому. Конечно, это она, кайнэрастия вдохновляет нас исследовать природу и сущность кайнэрастии.
- - -
Искренне благодарю замечательного психолога Александра Кроника, который обсудил со мной многое из того, что касается этого текста, и указал мне на важный литературный источник.
ЛИТЕРАТУРА
Божович 2001. Божович Л. И. Проблемы формирования личности. М.: Московский психолого-социальный институт.
Камю 1990. Камю А. Бунтующий человек. М: Политиздат.
Маслоу 1999. Маслоу А. Г. Мотивация и личность. СПб.: Евразия.
Слотердайк 2001. Слотердайк П. Критика цинического разума. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та.
Соколова, Чечельницкая 2001. Соколова Е. Т., Чечельницкая Е. П. Психология нарциссизма. – М. Учебно-методический коллектор «Психология», 2001
Шкловский 1983. Шкловский В. Б. Искусство как прием // Шкловский В. Б. О теории прозы. – М.: Советский писатель, 1983.