Опубликовано в "Трудах государственного Эрмитажа", Т. 32 (Петровское врем в лицах – 2006). СПб., 2006. С. 52-60.

Едва ли будет преувеличением сказать, что образ Петра Великого и его влияние на те или иные аспекты русской истории и культуры – это предмет для изучения нескольких поколений историков как в России, так и за рубежом. Очевидно признанным считается и значимость фигуры Петра I для репрезентации императорской власти в пространстве Санкт-Петербурга[1]. В этой связи парадоксальным остается невнимание исследователей к проявлениям образа реформатора в топографии императорских мест северной столицы, применительно к таким важным ее составляющим как монаршие резиденции и тронные залы. Настоящая статья призвана до определенной степени восполнить существующий пробел. 

Отметим сразу, что говорить о формировании в первой четверти XVIII в. традиции в отношении топографии императорских мест достаточно сложно. Это связано, прежде всего, с отсутствием в это время некоего наиболее значимого помещения, тронного зала по образцу Грановитой палаты Московского Кремля. В указный период число помещений, использовавшихся для проведения государственно-представительских церемоний, было весьма значительным и отнюдь не ограничивалось монаршими резиденциями. Для подобных целей, например, использовались дворец А.Д. Меншикова, Аудиенц-камора в Здании «мазанковых коллегий» на Троицкой площади и даже Почтовый двор – здание первого Санкт-Петербургского почтамта[2].

Вероятно, в последние годы жизни император намеревался изменить ситуацию, возлагая определенные надежды на строительство «Зала для славных торжеств» в Летнем саду, где он намеривался отпраздновать свадьбу своей старшей дочери Анны Петровны и Голштинского герцога. Планы эти, однако, так и не были реализованы. И хотя строительство все же было закончено (уже после смерти Петра I), а свадьба состоялась, «Зала для славных торжеств» так и не стала топографически знаковым местом.

Ситуация, как кажется, не изменилась и в период краткого правления Екатерины I и Петра II.

Именно поэтому, взойдя на престол, императрица Анна Ивановна вынуждена была выстраивать топографию дворца и тронного зала самостоятельно, без опоры на четкую традицию. Переехав в Санкт-Петербург и отказавшись от несколько запущенного, но еще вполне пригодного для жизни 3-его Зимнего дворца Петра I («Новый Зимний дом» арх. Г.-И. Маттарнови, 1716-1727 гг.), императрица создала собственный Зимний дворец. Он представлял собой во многом беспорядочное соединение различных зданий. Основу композиции составил один из самых роскошных дворцов на набережной Невы, принадлежавший в петровское время генерал-адмиралу Ф.М.Апраксину. Это трехэтажное здание,  построенное архитектором Ж.Леблоном, находилось ближе всего к Адмиралтейству. В 1733 – 1735 гг. Б.Ф. Растрелли по распоряжению императрицы Анны, стремившейся расширить свой Зимний, осуществил проект нового корпуса. Прямоугольное здание располагалось перпендикулярно реке и непосредственно примыкало к бывшему дому Ф.М.Апраксина. Фасад этого центрального корпуса ставший главным фасадом всего дворца был обращен к Адмиралтейству, то есть на запад. Впоследствии в комплекс зданий, составлявших Зимний дворец Анны Ивановны, вошел также дом бывшего управляющего Санкт-Петербургский Адмиралтейством  А.В. Кикина.

Тронный зал в Зимнем дворце Анны Ивановны располагался на втором этаже, в северо-западной угловой части комплекса. Его окна выходили на Неву. Судя по плану 2-го этажа дворца[3], трон стоял у западной стены, то есть императрица, находясь на троне, была обращена спиной к западу.

Отметим, что во дворец можно было зайти либо через крыльцо, обращенное к Адмиралтейскому лугу, либо (во время аудиенций и официальных приемов) через крыльцо для публичных съездов со стороны набережной. В дни проведения церемоний высшего порядка прибывшие во дворец сановники и дипломаты попадали к императрице, пройдя через анфиладу комнат (аванзал и четыре антикамеры), двигаясь при этом на запад.    

В историографии утвердилось мнение, что единством художественного замысла этот комплекс не обладал[4]. Такая трактовка представляется справедливой лишь отчасти. Действительно Зимний дворец Анны Ивановны был «собран» из зданий, существенно отличавшихся друг от друга как по архитектурному решению, так и по оформлению. Однако нельзя отрицать существование единого символического замысла, объединившего, по крайней мере, помещения бывшего «адмиральского дома».

Обращает на себя внимание обращенность фасада дворца на запад. Это было поистине уникальным явлением, учитывая, тенденцию ориентации фасадов дворцов на юг (XVII в.) или на север (первая четверть XVIII в.). Линия «север – юг» здесь, как кажется, не являлась ключевой, она почти не сформулирована символически. Направление «восток-запад», напротив, было явной доминантой этой части дворца.

Можно предположить, что позиция Анны Ивановны была связана с расположением тронного места в Грановитой палате и движением церемониальной процессии внутри помещения.

Конечно, на первый взгляд здесь не так уж много общего: царское место в Грановитой палате располагался на юго-востоке, а трон Зимнего дворца императрицы Анны – на северо-западе. При этом императрица Анна, сидя на троне в Зимнем дворце, была обращена спиной к западу, а, находясь на своем же троне в Грановитой палате, она, как, впрочем, все ее предшественники, сидела спиной к востоку. Следует также заметить, что движение церемониальной процессии внутри здания Зимнего дворца от крыльца для публичных съездов к трону императрицы было направлено на запад, а при движении в  Грановитой палате, как справедливо отмечает Е.В.Пчелов, –  на восток[5].

При более внимательном рассмотрении можно заметить, что различия являются скорее параллелями. Ведь символически тронное место в Зимнем дворце было зеркально противоположно царскому месту в Грановитой палате. Подобное явление, вероятно, объясняется отнюдь не только комплексом субъективных причин, таких, например, как явное расположение императрицы к Москве. Перед нами, своего рода символическое удвоение трона – логическое развитие феномена удвоения столицы, которым, несомненно, являлось перенесение государственного центра в Санкт-Петербург.

Следует также обратить внимание на соотношение трона и внешней городской топографии. Размещение императорского места в Зимнем дворце Анны поистине уникально. Трон был расположен таким образом, что по правую руку от него находился основной комплекс дворца, по левую – Петропавловский собор, позади на одном уровне – Адмиралтейство и один из бывших дворцов матери императрицы царицы Прасковьи Федоровны, впереди – Зимний и Летний дворцы Петра Великого и Екатерины I и далее по набережной – еще один дом  Прасковьи Федоровны. Таким образом, находясь на троне, Анна Ивановна фактически располагалась в кольце зданий, некогда принадлежавших ее предшественникам, она была «окружена» родней. Более того, зеркальная оппозиция тронных мест Грановитой палаты и Зимнего дворца, по сути, сделала их половинками единого целого, позволяя императрице «вписать» себя в самый широкий круг своих предшественников без прямой акцентировки на какой-либо отдельной фигуре, в частности, фигуре Петра I.

Позиция императрицы Елизаветы Петровны в отношении топографии императорской власти в Санкт-Петербурге менялась несколько раз.

Первоначально, как известно, основной резиденции был выбран все тот же Зимний дворец Анны Ивановны. Дворец в очередной раз был расширен: в 1740-е гг. к этому комплексу зданий были присоединены дома князя С.Л. Рагузинского и генерала графа П.И. Ягужинского. Увеличение площади, однако, не привело к серьезным изменениям семантики главного императорского места: источники этого времени не дают указаний на изменение положения монаршего трона.

В 1741 – 1745 гг. по проекту Ф.Б. Растрелли для императрицы Елизаветы был построен новый деревянный Летний дворец. Это было грандиозное здание, состоявшее из более, чем 150 комнат, во дворце была церковь, галереи и Большой зал. Судя по гравюре А.А.Грекова, перед главным северным фасадом дворца был сооружен великолепный фонтан, бассейн которого был окружен мраморными статуями.

Место, выбранное для дворца, конечно, не было случайным. Летний дворец императрицы Елизаветы Петровны был построен к югу от слияния Фонтанки и Мойки, недалеко от того места, где находились так называемые Золотые палаты (первый дворец Екатерины I в Санкт-Петербурге, располагавшийся, вероятно, на месте нынешнего Павильона России в Михайловском саду[6]). 

Главный фасад дворца с мезонином, украшенным аттиком и скульптурной группой, выходил на север. Вероятно, именно вдоль этого фасада и располагался Большой зал, использовавшийся возможно и как Тронный. И хотя указать точное местонахождение как самого зала, как и находившегося в нем императорского трона пока не представляется возможным, топографический контекст здесь очевиден.

Главный фасад здания был обращен к Летнему саду и Потешному (теперь Марсову) полю и далее к набережной Невы и Петропавловской крепости, то есть месту основного сосредоточения дворцов Петра I, Екатерины I и других представителей семьи. Фактически Летний дворец Елизаветы Петровны находился в центре полукруга, образованного дворцами членов ее семьи – Золотые палаты Екатерины I, Зимний дворец Петра I, дворец сестры императрицы – Анны Петровны и ее супруга герцога Голштинского на берегу Красного канала (у кромки теперешнего Марсова поля), Летний дворец Петра I и Екатерины I. В центре этой оси, несомненно, располагался Петропавловский собор, усыпальница родителей и сестер императрицы. Примечательно, что южный фасад дворца был обращен к Фонтанке и Аничкову дворцу, который, как известно, являлся резиденцией графа А.Г.Разумовского, тайного мужа императрицы.

Иными словами, на символическом уровне перед дворцом императрицы находились ее отец император Петр I, ее мать императрица Екатерина I, ее сестра – Анна Петровна герцогиня Голштинская, а за спиной – ее муж граф А.Г.Разумовский. Идея преемственности стала для Елизаветы Петровны, также как и для ее предшественницы основной. Однако очевидно, что оформленные в топографии Анны понятия «династия» и «предки», сохраняя свое значение, уступили приоритет важному для Елизаветы понятию «семья» в самом простом его значении – отец, мать, сестры, муж.

Интересно развитие елизаветинской топографии в 1750-е гг. Именно в это время императрица приходит к выводу о непригодности Зимнего дворца Анны Ивановны для растущих нужд императорского и великокняжеского дворов. В 1753 г . Растрелли представил императрице проект нового дворца, а в 1755 начались работы по разбору прежнего Зимнего. Творение Б.Ф.Растрелли, украшающее теперь Дворцовую набережную, как известно, так и не стало местом официальной резиденции дочери Петра I: императрица умерла еще до окончания строительства.

Поселившаяся здесь Екатерина II полностью изменила назначение помещений, однако чертежи и планы нереализованного проекта Тронного зала Зимнего дворца[7] дают нам возможность увидеть пространство таким, каким его хотела видеть Елизавета Петровна. Расположив Тронный зал в северо-западной части дворца, сам трон Елизавета помещает у западной стены. Таким образом, находясь на троне, императрица лицом была обращена на восток. Перед ней располагался Зимний дворец Петра Великого, занятый с 1749 г . «лейб-кампанцами», гвардейцами Петра I, которые возвели императрицу на престол. Поскольку Тронный зал занимал угловое помещение, то по правую руку от трона располагался фактически весь дворец, то есть Императорский Двор, включая наследника Петра Федоровича, великую княгиню Екатерину Алексеевну и великого князя Павла. По левую руку от трона находился Петропавловский собор, а значит предки, позади – Адмиралтейство, а значит основа мощи Российской империи, флот.

Перед нами символический ряд в котором, с одной стороны, сохранились черты, присущих топографии императорского места прежних лет царствования Елизаветы Петровны и даже отсылки ко временам Анны Ивановны, с другой, появились значимые инверсии прежнего построения. Неизменной осталась идея семьи – акцент на дворцовые сооружения отца и матери императрицы, на Петропавловский собор сохранен. Однако нельзя не заметить некоторое снижение значения фигур Екатерины I и Анны Петровны – их резиденции или оказались вне общей линии или были теперь «закрыты» от взгляда, располагаясь за, несомненно, ключевым зданием Зимнего дворца Петра I – и, напротив, больший акцент на фигуре императора Петра.

Екатерине II, взойдя на престол, также постаралась реализовать собственное представление относительно пространственной ориентации помещений дворца, в частности Тронного зала. В 1790-1793 гг. архитектор Дж.Кваренги создал для нее новый Тронный зал на месте прежней «Светлой галереи» в восточной части дворца.

Этот зал фактически объединил Зимний дворец с Новым Зимним домом Петра I, передвинув церемониальный центр существенно ближе к Петропавловской крепости. При этом свой Тронный зал Екатерина II сделала зеркально противоположным Елизаветинскому Тронному залу. Ее трон стоял у восточной стены. Справа от императрицы (в пространстве дворца) располагались покои великого князя Александра Павловича и (вне дворца) Петропавловский собор, что одновременно символизировало предков и потомков монархини, слева же - личные покои, фасад дворца, Дворцовая площадь, что, вероятно, в свою очередь, являлось символом Императорского двора. Позади трона находился Зимний дворец Петра Великого, а перед ним – Адмиралтейство, символизировавшее здесь, как следует полагать, не только мощь империи, но и движение вперед.

Примечательно расположение трона спиной к Зимнему дворцу Петра I, то есть в порядке обратном принятому при Анне и Елизавете. В данном случае Екатерина II, позиционируя себя как продолжательницу дела Петра Великого, реализовывала всегдашнюю идею о возвеличивании своего правления.

Здесь также очевиден и отказ от образа семьи, семантическое поле дворца выделяет лишь наследника, которым в середине 1790-х гг. Екатерине II, несомненно, виделся внук Александр, а не сын Павел.

В целом эмоциональное восприятие топографии императорского места, присущее Анне Ивановне и Елизавете Петровне, безусловно, уступило место государственно ориентированной символике. Екатерина II оперировала целым рядом идей: обращенность к Западу, блестящий двор, военно-морская мощь. При этом свого рода связующим звеном стал образ Петра Великого. Но в этом случае речь не шла о Петре - человеке, как это было в начале царствования императрицы Елизаветы, а исключительно об идее Петра - реформатора, Великого Петра.

Архитектурные аллегории Екатерины II, прославлявшие деяния императрицы, не были близки новому монарху – Павлу I. Он устал от них, как кажется, еще в 1780-е гг. Именно в это время великий князь Павел Петрович задумывается над возможностью строительства собственного дворца.

Общее число проектов Михайловского замка не установлено, однако известно лишь, что их было не менее 13. В историографии нет  единства относительно авторства финального проекта[8]. Однако исследователи, вне зависимости от позиции по этому вопросу, неизменно указывают, что великий князь активно участвовал как в выработке общей линии проекта, так и в разработке деталей.

Дворец нового императора – Михайловский замок – был  построен в рекордно короткие сроки – всего за 4 года. Местом для строительства была выбрана территория бывшего Летнего дворца императрицы Елизаветы Петровны. Замок расположился на левом берегу Мойки южнее Летнего сада. Вдоль главного южного фасада был проложен канал от Фонтанки к прудам современного Михайловского сада (Воскресенский канал). Этот канал, в свою очередь, был соединен с истоком Мойки. Каналами была окружена и плац-парадная площадь Коннетабля перед южным фасадом. Таким образом, замок был со всех сторон окружен водой. В центре  площади  перед главным фасадом был установлен монумент Петру I в образе римского императора с лавровым венком на голове и жезлом в правой руке работы Б.К. Растрелли.

Михайловский замок является отступлением от целого ряда норм, традиционных для топографии императорских дворцов XVIII в. Тенденция разделения сакрального пространства монаршей резиденции между Зимним и Летнем дворцами в пределах столицы к концу века была практически исчерпана: отход от этой нормы стал очевиден еще во времена Екатерины II. Однако император Павел пошел в этом отношении дальше, предложив идею единого, свого рода абсолютного дворца.

Немаловажно и то, что император перенес резиденцию к Мойке, принципиально отказавшись от традиционного места резиденции русских монархов XVIII в. – набережной Невы, что, несомненно, сделало Михайловский замок дистанцированным от целого топографических ориентиров, прежде всего от Зимнего дворца императрицы Екатерины II.

Однако главной особенностью топографии Павла I является обращение к фигуре своего прадеда Петра I, образу которого император смог придать абсолютно новое значение. Действительно, Михайловский замок располагался так, словно находился в кольце сооружений, напрямую связанных с Петром Великим. Позади дворца стояла Петропавловская крепость и собор, по левую сторону – Зимний дом Петра I, а по правую – его же Летний дворец[9]. Появление памятника Петру I на площади Коннетабля фактически замыкало цепочку. Вне зависимости от того, где в пределах резиденции находился монарх, он всегда был обращен к какому-либо топографическому символу Петра Великого; какое бы движение ни избиралось для проведения церемонии в Михайловском замке, оно всегда начиналось с Петра I и заканчивалось той же фигурой. 

Образ реформатора был значим и для пространственного решения внутренних помещений. Так, известно, что в замке находилось два Тронных зала – Большой в юго-восточной части замка с окнами, выходящими на площадь Коннетабля, и Круглый, расположенный в северо-восточном крыле здания. Основным считался, вероятно, Большой Тронный зал.

Судя по гравюре Михайловского замка И.И. Колпакова, трон в Большом Тронном зале был расположен на линии восток – запад таким образом, что, находясь на троне, император Павел спиной был обращен к востоку, а лицом – к западу, что полностью повторяло расположение царского места в Грановитой палате. Согласно тому же изображению трон Круглого Тронного зала стоял спиной на север, лицом – на юг, что, может, вероятно, также считаться отсылкой к традиции Петра, а именно, к тенденции располагать семантически значимые элементы на линии «север – юг»[10].  

Символические параллели, связанные с образом Петра I, на этом отнюдь не заканчиваются. Во-первых, как уже указывалось выше, Михайловский замок вполне намеренно был со всех сторон окружен водой. На наш взгляд это было своего рода цитирование петровской идеи дворца на острове. Ведь все резиденции Петра I в Санкт-Петербурге были расположены либо на уже существовавших, либо на искусственно созданных островах. Во-вторых, интересным представляется игра отдельными смысловыми значениями. Так, очевидно, что в конце XVIII в. замок, которым являлась резиденция императора Павла, ассоциировался с крепостью, а значит, был символическим рефреном Петропавловской крепости. К тому же, если принять во внимание значение самого имени Петр, обычно трактующегося как «камень», то отсылка становится вдвойне очевидной.

Появление в этом контексте фигуры императрицы Елизаветы Петровны также следует расценивать как элемент единого семантического поля, структурообразующим элементом которого являлся образ Петра I. Прежде всего, как упоминалось выше, Михайловский замок был построен на месте Летнего дворца дочери Петра I. Символические отсылки к образу Елизаветы присутствовали и в пространственном решении внутреннего помещения. В данном случае речь идет об истории живописных плафонов Большого Тронного зала. Дело в том, что для декора главного помещения Михайловского дворца была использована композиция «Аллегория блаженства царствования Елизаветы Петровны», итальянского художника Дж. Валериани, находившаяся до того в Большом зале Царскосельского Екатерининского дворца. Следует отметить, что для оформления Павловского Тронного зала выбраны были лишь части композиции – «Аллегория победы» и «Аллегория мира». При этом вензель Елизаветы Петровны был заменен на вензель Павла.

Принято считать, что решение архитектора В.Бренны воспользоваться этим материалом во многом случайно – плафоны были сняты в связи с ремонтом, проводившимся в Царском Селе в 1783 г . и к моменту восшествия Павла I на престол по непонятным причинам так не вернулись на прежнее место[11]. Едва ли подобное утверждение справедливо. С одной  стороны, зная внимание Павла к деталям и то значение, какое он придавал строительству Михайловского замка сложно представить, что В.Бренна не обсуждал с императором детали оформления Тронного зала. С другой стороны, архитектора (а лучше сказать, императора) почему-то совершенно не привлекали многочисленные художественные сокровища Екатерины II. Выбор композиции был вполне осмысленным: императору было важно усилить елизаветинский контекст.

Очевидно, что императрица Елизавета Петровна, фактически воспринимавшейся как бабушка правящего монарха, была ключевой фигурой для поддержания линии «прадед – правнук», столь значимой для Павла I. Именно она расценивалась как связующее звено между поколениями. В семантическом контексте Павловского царствования Елизавета наследовала традицию своего отца – Петра I и одновременно передала ее своему внуку – Павлу I. Речь, конечно,  не шла о принципах воспитания и обучения. Столь близкие Екатерине II идеи, очевидным образом не вписывались в предлагаемый Павлом контекст. Здесь возможна иная трактовка: наследие Петра Великого было передано Павлу I в тот момент, когда он появился на свет и в том месте, где это произошло – в Летнем дворце Елизаветы Петровны, на месте которого появился впоследствии Михайловский замок. Безусловно, здесь можно констатировать традиционное для  Павла стремление подчеркнуть то, что верховная власть принадлежит ему от рождения, тогда как его мать Екатерина II узурпировала ее, то есть взяла силой. Но немаловажно и семантическое конструирование момента передачи власти: от Петра I к Елизавете Петровне, а от нее, минуя Екатерину II, к императору Павлу.

В случае с внутренним декором Михайловского замка мы имеем дело с наложением семантических полей. Это своего рода палимпсест. Однако одно значение не уничтожает здесь предшествующее, а напротив дополняет его. Именно в этом контексте следует рассматривать и выбор места Михайловского замка, и оформление его внутреннего пространства частью композиции из Царскосельского дворца, и символическую смену императорского вензеля.

Несомненно, Михайловский дворец представляет собой сложный комплекс семантических, логических и ассоциативных полей, отнюдь не ограничивавшихся вышеперечисленными сюжетами. Однако в целом, важно указать на тот факт, что Павлу I как никому из его предшественников удалось сформировать совершенно особую семантику императорского места. Она характеризовалась, прежде всего, как принципиальным отказом от традиции Екатерины II, так и вполне успешными попытками полностью выдавить сам образ императрицы за пределы сакрального пространства императорской власти. Способ, которым эта цель была достигнута, являлась переакцентировка топографического ряда в сторону  тотального утверждения образа Петра Великого. Отсылки к фигуре реформатора были столь всеобъемлющи, что фигура Екатерины II оказалась словно бы вынесенной за скобки, находящейся вне пределов центральной топографии, располагающейся где-то на периферии общего семантического поля.

В заключении следует констатировать, что фигура Петра I всегда присутствовала в топографии царских мест Санкт-Петербурга. Однако образ великого императора, к которому апеллировал тот или иной монарх, менялся в зависимости от изменений культурно-исторического или политического контекста. Каждое новое царствование фактически предлагало свою инверсию, переосмысляя топографию петровских мест северной столицы и создавая свое контекстное поле. Так, для императрицы Анны Ивановны, по крайней мере, в начале ее царствования,  фигура Петра I не представлялась всеобъемлюще значимой. Напротив, император был лишь частью более широкой картины, связанной с акцентировкой московской традиции на новом уровне. Несомненно знаковым был образ монарха для Елизаветы Петровны. Однако на протяжении двух десятилетий ее царствования произошел переход от образа Петра-отца к образу Петра – Отца Отечества. В период недолгого правления Павла фигура Петра стала доминантой, абсолютной основой топографии царского места, будь то трон или резиденция в целом.